Шаманизм и психоанализ

Андре Грин, статья в журнале «Анимизм вокруг нас», 2009

Диалог с Робертой Амайон

Изначально на закрытии конференции планировался диалог с Морисом Годелье, но он не смог присутствовать, и Роберте Амайон предложили выступить вместо него. Самое неприятное в этой ситуации – это мое невежество и некомпетентность в тех областях, где г-жа Амайон является непревзойденным экспертом. Я выражаю ей свою благодарность за то, что она любезно предоставила мне несколько первоисточников по этому вопросу, чтобы я мог ознакомиться и подготовиться ко встрече. Я заранее прошу прощения за любые ошибки, которые могут возникнуть исключительно по моей вине.

Кажется, что для западного менталитета и мышления нет ничего более запутанного и сложного для понимания, чем шаманизм.

Антрополог абсолютно непредвзято относится к обществам, наиболее чуждым его собственному. Однако аналитику сложно не ощутить тревогу при встрече с чужеродным. Как видите, первая реакция — это попытка дистанцироваться от этой странной и незнакомой вселенной. Нет человека более уникального, чем шаман – у него есть свой костюм, украшения, различные атрибуты, нагруженные символическим смыслом, и огромный бубен для вызова духов. Бубен является символом союза, брака, иногда шаманы одеты в нечто, напоминающее наряд жениха на свадьбе.

Шаманизм — это система представлений и практик, которая лежит в основе деятельности кочевых шаманов. Он характерен для небольших сообществ без лидера, которые ведут очень простой образ жизни. У них нет вождя, церкви и даже письменных памятников. Это режим существования индивидуальности. Однако отсутствие централизующей власти — это стратегия наименьшего сопротивления, которая делает шаманизм проницаемым для всех внешних воздействий.

Для последователей шаманизма мир населен добрыми или злыми духами. Одной из основных задач шаманов является получение помощи от добрых духов для охоты и противостояние злым духам, наносящими различный вред (болезни, несчастья, различные беды). Они рассматривают весь мир вокруг, включая растения, животных, птиц, и неодушевленные предметы и т.д., в контексте анимизма. Это особая система мышления, концепция жизни, при этом она универсальна, потому что, как подчеркивала г-жа Амайон, шаманизм не является локальным явлением или религией. В некоторых религиях есть некоторые варианты идей шаманизма, но про это лучше узнать у г-жи Амайон.

Чтобы иметь право называться духом, он должен питаться, перемещаться, проникать в тела людей и даже переносить души в другое место. Поэтому духи не привязаны к какому-то конкретному воплощению.

Что же тогда оживает и одушевляется? Сам «сосуд» этого духа. Дух нуждается в материальном воплощении. Можно сказать, что не существует духа полностью нематериального, который не искал бы материального воплощения. Именно поэтому они вторгаются в тело. Оно становится для них опорой в материальном мире, они не могут парить в воздухе. К духам относятся весьма противоречиво, а шаманов называют то прорицателями, то шарлатанами, то колдунами, то целителями. В других культурах к этому списку добавляют лжеца и мистификатора. Это позиция западной культуры постоянного осуждения и обесценивания шаманизма началась еще в 18 веке. Именно поэтому его часто связывают с патологией — в частности, с истерией, хотя из всего племени шаманами становятся самые сильные, умные, мудрые и одаренные люди.

Интересно, что в работах г-жи Амайон есть много отсылок к психоанализу.

Мое ощущение отстраненности сменилось желанием понять шаманизм, изучая тексты, я обнаружил, что психоанализ и антропология – это, по крайней мере, пересекающиеся миры. Я не могу привести вам конкретные примеры, чтобы проиллюстрировать возникшее у меня ощущение, но считаю, что такая точка зрения вполне обоснована. Течение психоаналитической мысли и антропологические размышления имеют много общего.

Действительно, связь между психоанализом и антропологией следует искать не на уровне феноменологических явлений изучаемого материала, а скорее на уровне системы мышления, на которую опирается та или иная область. Я выбрал пять тем, которые, как мне кажется, совпадают в психоанализе и антропологии:

1) сексуальность как основа, пронизывающая шаманские ритуалы и дуализм жизни;

2) роль игры;

3) внимание на агрессивной и деструктивной деятельности;

4) переходные пространства;

5) роль символического.

СЕКСУАЛЬНОСТЬ КАК ОСНОВА И ПРОЯВЛЕНИЕ ДУАЛИЗМА ВЛЕЧЕНИЙ

Исходная, базовая, сексуальность не является исключительно философскими размышлениями аналитиков, ее истоки находятся в самом происхождении слова «шаманизм». Корень данного слова можно увидеть не только у тунгусов (из чьего языка возник сам термин), он связан с описанием движений нижней или задней части тела, что во многом напоминает движения, совершаемые во время полового акта. Следует понимать, что это результат символизации, а не примитивной имитации. Данный акт – это отражение движений духа, проникшего в тело шамана, что является одержимостью сексуального плана (результат проникновения духа в тело человека) и символическим действием. Люди становятся символами, но что они символизируют? Жизнь, проявляющуюся через тело, до этого отчужденную, она вторгается в него по своей воле и трактуется как действие доброй или злой силы. С точки зрения религии шаман – это враг, поскольку якобы служит дьяволу. Религия всегда нагружена огромным количеством символов и потому притягивает чрезмерное внимание психологов и психоаналитиков. Однако только шаманизм до сих пор остается предельно и принципиально прагматичным и приближенным к жизни, пытаясь при помощи символических действий добиться некоторого результата и, по-прежнему, стоя особняком от любой религии и церкви в целом.

«Одушевление» шамана во время ритуала проявляется в виде телесного возбуждения. Он прыгает, топает, раскачивается, кричит, совершает движения, подражая какому-то животному. Такое поведение характерно для животных в двух случаях: в ситуации соперничества с другим самцом и для привлечения самки. Как мы видим, человек и животные похожи – мужчины конкурируют друг с другом и пытаются завоевать женщину.

Однако, сексуальность важна не только по этим причинам. Похожие движения присутствуют в ритуалах, похожих на охоту, занимая иногда лидирующее значение в шаманизме, что отражается соответствующей символической системой. Дело в том, что шаман не ведет себя как хищник, охота на духа выстроена по принципу символического брака и похожа на отправку «брачного послания», намеков, призывов или предложений.

Шаман представляет собой «мужа», который «сочетается браком» с девушкой-духом через ритуал, игру. Поэтому он ведет себя как муж, а не похититель. Как мы видим, его охота лишена своего агрессивного значения (убийства), она рассматривается как брак, сексуальность, а шаман является «мужем». Если необходимость в охоте отпадает, он использует другие виды установления отношений с духами.

Я считаю, что можно провести параллель между анимизмом и жизнью влечений в психике человека. В обоих случаях это проявление чего-то внутреннего, воспринимаемого как внешнее воздействие, нечто вроде психической силы, аналогичной движению влечения, переживаемого как что-то динамичное, похожее на внутренний импульс к действию (что является основной характеристикой влечения), который присутствует постоянно и не поддается контролю при помощи волевого усилия. Одержимость духом похожа на влечение и даже отправляет нас к миру животных, инстинктам, примитивным желаниям и чувствам. В этом шаманизм и психоанализ тоже похожи.

У меня был соблазн рассматривать в шаманском призыве что-то вроде сексуальной одержимости, напоминающей первосцену. Но я боюсь, что моя интерпретация слишком ограничена. Я задумался, не должны ли мы увидеть в паре «душа смертного человека – бессмертный дух» отсылку к чередованию жизни и смерти, акт умирания и рождения в новом теле, в новой жизни, существование жизни после смерти. Конечно, реинкарнация – это совершенно отдельная область исследования, но, может быть, мы имеем право видеть в этом сексуальном союзе образ умирания и воскрешения? Возможно, жизнь — это воскрешение; выход из смерти; воссоединение со своей внутренней силой после долгой разлуки; смерть, предполагающая переход к иной жизни – в мире, полном духов.

Если руководствоваться только теорией сексуальности, то этого недостаточно, потому что мы переходим в область отношений жизни и смерти. Госпожа Амайон пишет о двух видах «смерти» во время взаимодействия с духами: смерть хорошая и плохая. Если люди жили в соответствии с правилами и в гармонии с миром (что можно рассматривать как пространство Эроса и влечений к жизни, некая социальная группа, в которой есть защитник общественного порядка (шаман), выбранный самим обществом), им разрешено возрождаться, то смерть хорошая. Плохая является следствием действий злых духов, они остались за пределами общества, их можно «зачать» только в индивидуальном союзе человекдух (не коллективной), поэтому духи фрагментации и антисоциального поведения связаны с чем-то животным и местами, изолированными от людей и общества, они оторваны от всего социального. «Таким образом, у этих «плохих» умерших есть двойная и потому парадоксальная ценность: они не похожи на остальных и изгоняются из общества, но при этом сильнее и ближе к животному миру, поэтому обычный человек не может им противостоять. Тем не менее, истинное умение шамана может помочь превратить плохие «смерти» в хорошие. Таким образом, мы совместили первую и вторую топики, связав сексуальность с влечениями к жизни и смерти.

ПРОСТРАНСТВО ДЛЯ ИГРЫ

Ключевая роль игры в теории современного психоанализа позволяет нам сделать ее территорией, где возможна еще одна встреча шаманизма и психоанализа. Действительно, шаманские обряды пронизаны атмосферой игры и веселья. Этим они отличаются от религиозных обрядов, сопровождающихся сосредоточенностью и благоговейностью. Было бы логичным их тоже привести в соответствие с шаманскими ритуалами и связать с высвобождением влечений. Конечно, мы не говорим о трагических церемониях. Когда мы встречаемся с упоминаниями о том, что шаман является пособником дьявола, то должны помнить, что «запретные» и осуждаемые другими действия шамана не являются проявлением ни божественного, ни демонического, поскольку он взаимодействует с добрыми и злыми духами, так как многие из них имеют двойственную и амбивалентную природу, как и все в мире. В отличие от игр из теории Винникотта, в шаманизме они становятся более увлекательным видом деятельности. Это игра, в которой шаман должен обязательно победить. Ориентированность его деятельности на практику всегда преследует именно эту цель, которая иногда во многом зависит от удачи. Шаман, который не умеет побеждать, никогда не станет сильным, если он не сможет использовать силы природы (мир вокруг) в качестве своих союзников, помощников и источников информации, то его быстро заменит другой шаман, потому что это означает, что он не умеет общаться с духами и расшифровывать их послания и намерения. Ключевое значение игры является символом жизни, витальности. Существует только одно исключение: шаман не играет в игры с предками, он просит их, разговаривает на обычном языке, чтобы успокоить и умилостивить. Возможно, поэтому в центре агрессии и деструктивности лежит остановка либидинальных сил. Смерть — это граница, за которой игра прекращается.

Обычные ритуалы не обладают той свободой и гибкостью, которая есть в деятельности шамана. Они являются обязательными для всех. Но в современном обществе этот вид игры как возрождения, обновления и стремления к выгоде и победе проявляется в менее религиозных видах деятельности, например, в работе фондовой биржи. Однако мы не должны уходить в материальное и забывать о наших корнях, о мертвых, о возрождении, добрых и злых духах. Тем не менее, игра — это всего лишь игра, и наша жизнь всегда связана с трагедиями и смертью.

Мы не знаем, можно ли пойти дальше и провести параллели между шаманизмом и идеями Винникотта. Есть ли его «создаваемый или обнаруживаемый объект»? Что в шаманизме создается, а что обнаруживается? Невозможно утверждать, что шаманизм был создан, изобретен без какой-либо связи с реальностью. При этом он не укоренен в реальности полностью, поскольку сохраняет символическое пространство. Мне кажется, что эта связь с символическим может быть обусловлена именно игровым характером деятельности, поскольку, как и в случае с символом, она всегда относится к чему-то другому, ее не следует принимать за то, чем она кажется. Игра шамана всегда означает что-то иное, отсылает к чему-то другому, что характерно для игры. Когда игра превращается в строгий ритуал, она становится частью реальной жизни, серьезным событием.

ВНИМАНИЕ НА АГРЕССИВНОЙ И ДЕСТРУКТИВНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

Как писала г-жа Амайон, согласно принципу обмена, «шаманы кормят духов в игре, а духи поглощают жизненную силу людей, едят их плоть и кровь». До этого речь шла о сексуальных и игровых аспектах шаманизма, но, когда мы доходим до темы смерти, тон повествования меняется. Если общество игнорирует непреднамеренные (плохие) смерти, то дух умершего возмущается, раздражается и обижается. Любая смерть связана с действием чего-то враждебного. Проецируемая враждебность является частым явлением и всегда связана с чередой смертей и бед. И тут общество обращается за помощью к шаману, чтобы он установил порядок и баланс. Он работает с предками и злыми духами и должен уговорить их не мстить, их недовольство всегда связано с какими-то обидами, шаман должен договориться с ними о восстановлении справедливости и прощении. Здесь уже нет места играм или сексуальным танцам, если только шаман не должен воспроизвести акт совокупления как следующее действие в цикле жизни и смерти. Он не играет с умершими, а просит их, говорит на обычном языке, потому что ищет понимание того, что происходит с его сообществом. Атмосфера пропитана трагичностью и тяжелыми переживаниями, поскольку ему приходится взаимодействовать и со злыми духами. Г-жа Амайон пишет, что злыми духами могут быть только души умерших людей или животных, но мне кажется, мы должны обратить внимание на то, что смерть – центральное понятие шаманизма, хотя некоторые его аспекты могут маскировать эту идею. Здесь появляется тема ведения переговоров между хорошими и плохими духами умерших. Трагичность заключается в том, что жизнь живых и смерть умерших становится чередой бед и несчастий, если духи обиделись и мстят, страдают обе стороны. Само общество не может умилостивить духов, вымолить прощение или договориться коллективно. Это может сделать только шаман. Союз с духами животного мира тоже увеличивает разрыв между живыми и их мертвыми.

Шаман должен выполнить две основных задачи: договориться и задобрить умерших, чтобы возобновилась игра как признак благосклонности духов и предков, и нейтрализовать их враждебность и желание мстить. Его действия весьма открыто говорят о противостоянии смерти, желанию отомстить, он должен остановить влечение к смерти, не дать ему вернуться в мир людей и ожить. Слияние влечения к жизни и смерти не происходит, деструктивность не трансформируется в либидинальную деятельность. При встрече со смертью ей всегда уделяется первостепенное внимание, ей надо посмотреть в лицо.

ПЕРЕХОДНЫЕ ПРОСТРАНСТВА

Данная концепция была разработана Винникоттом, но заняла важное место в теории психоанализа. Одним из самых важных и удивительных качеств шаманизма является отказ от любых стандартов, стереотипов, иерархии и церкви. Шаманизм – исключительно индивидуальная практика, практически не имеющая базы знаний в виде догм и строгих руководств. Если шаман призывает дух животного, то не потому, что он отличается от души человека, а именно потому, что у них много общего. Он попадает в переходное пространство «человек-животное». Даже если животное начало преобладает, шаман делает его более «человеческим», но связь с животным останется всегда. Какую бы задачу не должен был выполнить шаман, при работе с духами, он всегда создает нечто третье, переходное, с несколько иной природой, связанной с духом и человеком. Шаман всегда остается «человеком-животным», как справедливо заметила г-жа Амайон. Он объединяет в себе человека и животного и переходит от одного к другому. Тоже самое он проделывает с игрой и смертью. Игра продолжает жить до самого конца, не застывает в ожидании неумолимо приближающейся смерти. Нам сложно понять принцип работы в данном пространстве, потому что когдато шаман должен практически полностью слиться с животным для одержания победы и выполнения задачи, а в другой раз ему следует максимально отстраниться от своих животных качеств и создать пространство для появления различий между человеком и животным.

РОЛЬ СИМВОЛИЧЕСКОГО

Мы должны понять, что символическое пронизывает весь шаманизм: от одежды до роли одержимого духами. Нам сложно понять этот союз между духом и телом в теле шамана. Это возможно только при помощи символического пространства. Однако г-жа Амайон утверждает, что этот символизм более реалистичен, поскольку должен соответствовать прагматическим задачам шамана, поэтому они надевают настоящие рога и шкуры, сражаются друг с другом подобно животным, уничтожая соперников. Данные процессы слияния животного и человека в мире, населенном добрыми и злыми духами, невозможно понять без процесса метафоризации. Ближе всего к роли символического подошел Клод Леви-Стросс в работе «Колдун и его магия», он объединил шаманизм и психоанализ при помощи символической функции, присутствующей в обеих областях. Г-жа Амайон пишет, что шаманские ритуалы, состоящие из символических действий, «позволяют людям встретиться с реальностью». Духи, действующие через других, становятся символами, живущими в реальности. Символический статус становится обязательным для получения доступа к смыслу и его последующей расшифровке, помогающего понять то, что происходит в реальности.

Итак, вы познакомились с моим размышлениями после первого знакомства с антропологией и попыткой найти общее с психоанализом. Есть и другие пересечения, например, отсылки к истерии, которая весьма далека в своем описании от ПА концепции и больше похожа на психиатрическое определение. Стоит отметить слова г-жи Амайон о том, что шаманизм несколько утратил свой первоначальный смысл после изменений условий жизни общества (проживание в городах, отсутствие охоты как основного вида деятельности, уход от сельского хозяйства и т.д.), что привело к попытке создать образ шамана в отрыве от шаманизма и природы. Это объясняет появление работ М.Элиаде, техник шаманизма в стиле нью-эйдж, концентрирующих внимание только на гармонию с природой, а также проникновением западной мысли в шаманизм. Г-жа Амайон говорит, что в некотором роде шаманизм, каким мы его знаем сейчас, был изобретен западом, испытав на себе влияние и вторжение ученых.

Шаманизм всячески сопротивляется слиянию с современностью, пытаясь сохранить свое ядро, он борется за свою индивидуальность и отвергает какие-либо традиции и строгие рамки. Не является ли это сопротивлением символического в нашем слишком реальном и материальном мире?

Перевод: Ирина Ерёмина

Список литературы:

La bibliographie sur le chamanisme et sur les contributions de Mme Roberte Hamayon est considérable. Toutes les informations anthropologiques contenues dans le texte renvoient au numéro « Chamanisme » de la revue Religions et Histoire, n°5, novembre-décembre 2005. Notons tout spécialement les articles suivants : « Le concept de chamanisme : une construction occidentale », par R. Hamayon, pp. 8-12. Du même auteur, « Chamanisme et possession », p. 16, « Transe », « Extase », « État altéré de conscience », pp. 18-19, et « Le chamane, l’homme qui parle aux esprits… », pp. 32-38. En outre, on pourra consulter « À la recherche du chamane… Pratiques chamaniques contemporaines en Sibérie orientale », par A. Lavrillier, pp. 39-41, ainsi que « Le costume chamanique et ses énigmes », par C. Stépanoff, pp. 42-47. Ajoutons encore à cette bibliographie : R. Hamayon (2007), « À quel esprit se vouer ? Vicissitudes de la notion d’esprit chamanique en Sibérie postsoviétique », in F. Laugrand et J. G. Oosten (sous la dir.), La nature des esprits dans les cosmologies autochtones, Québec, Presses de l’Université Laval.